Я на деревянных ногах подошла к королеве и снова окаменела, будучи не в состоянии собраться с мыслями. А королеве за это время один из ее мужей, стоящих за троном, подал подушечку, на которой лежали тонкий золотой обруч в виде переплетенных веточек и листочков и украшенный какими-то камушками небольшой перстенек с печаткой, а еще цепочка с медальоном. Королева, поманив меня еще ближе, собственноручно надела на меня перстень и медальон, а подошедшая Раймена водрузила мне на голову обруч. Я так поняла, это полагающиеся мне теперь регалии. Тишина в зале стояла такая оглушающая, что было больно ушам.
– Спасибо, ваше величество, – наконец смогла я выдавить из себя. – Я просто потрясена вашей добротой и вниманием к моей персоне. Это огромная честь для меня быть принятой в ваш род. Я постараюсь нигде его не опозорить и стать достойной представительницей рода Бертиль за пределами долины Аэллера.
– Что ж, ильдери и илеры, прошу любить и жаловать – перед вами младшая ненаследная принцесса рода Бертиль – Алета, – подала голос сестра королевы Ирлита.
И зал взорвался. Меня дергали, целовали руки, кто-то кланялся и пытался поцеловать подол моего платья. И все вокруг говорили, говорили, говорили… Кошмар просто. А я стояла, как та Царевна-лягушка, мечтала сесть в свою коробчонку и удрать на какое-нибудь болото. Интересно, почему у меня такое чувство, как будто меня сейчас крупно подставили и использовали? В бесплатный сыр в мышеловке я не верю.
Два часа прошли как фильм ужасов со мной в главной роли. Немного помог взять себя в руки бокал с каким-то бодрящим шипучим напитком, шампанское не шампанское, лимонад не лимонад, но торкнуло меня основательно. Появилась легкая эйфория, бояться я перестала, психовать тоже, даже научилась за эту пару часов ловко уворачиваться от очередных жадных рук, желающих потрогать новую принцессу.
Обалдеть, если честно. Я – принцесса. Вот уж о чем я никогда не мечтала, даже в нежном детсадовском возрасте, так это стать принцессой или выйти замуж за принца. Мальчики-мажоры и инфантильные метросексуалы, мечтающие прибить бедного звероящера или скачущие как ненормальные в железных консервных банках на белом коне с молодым дубком наперевес, меня не интересовали как вид никогда. Себя я тоже видела уж никак не кисейной барышней в шелках и короне, томно вздыхающей в башне или утирающей огненные слюни очередному похитившему меня дракону. Если уж попадать в сказку и мечтать, то о магии или о морских просторах, где я вся такая внезапная и стремительная, с развевающимися волосами. Ну на худой конец, я в обнимку с каким-нибудь эльфом спасаю мир от… Тут моя фантазия обычно пасовала, потому как я не знала, от чего следует спасать мир эльфов, да и сам спаситель меня обычно смущал бессмертием и своими длинными ушами, ибо иметь детей с ушками, как у ослика Иа, мне не хотелось. Подлое воображение подкидывало картинку, что эльф все такой же прекрасный и молодой, а я уже старушка божий одуванчик и стою, держась за этого принца-эльфа, потому как тросточки нет, а без нее стоять тяжело. А вокруг нас толпа наших наследничков, все такие же красивые, как папа, и с такими же длинными нервными ушами. Ведь настоящих эльфов я до Шера никогда не встречала, а моя богатая фантазия, взращенная на американском и японском кинематографе, на длину ушей для представителей этой расы не скупилась. И в моих фантазиях у этой расы если уж были уши, то уши!
Тут я помрачнела. Сейчас ведь будет суд, и мне нужно вытаскивать своего ушастенького эльфа. Хоть и не принца, но такого родного и своего собственного. А еще ж Илмар… Вся эйфория от внезапного опринцессивания моментально улетучилась.
К назначенному времени все те, кто был допущен к суду, перебрались в другой зал. Таковых оказалось, как ни странно, не очень много. То ли не получили приглашения, то ли просто не сильно им это было интересно. Но, так или иначе, от прежней толпы придворных в зале проведения суда осталось меньше половины.
Я, как лицо заинтересованное и сочувствующее Каэтаре и ее семье, притулилась рядом с нею, хотя мне недвусмысленно намекнули, что я вообще-то сейчас должна быть поближе к королеве. Впрочем, особо никто не настаивал, так что я только издалека понаблюдала за своими вновь приобретенными родственниками. Почему-то ни дочери королевы Лармены, ни дочери Ирлиты я в зале не нашла, но Каэтара на мой вопрос ответила, что они были на приеме, а на суде им делать нечего, да и неинтересно, поэтому и ушли.
Зато с большим удивлением я увидела отдельно стоящую группу мужчин, состоящую из трех беловолосых эльфов, одного низенького коренастого бородатого мужичка, предполагаю, что гнома, и индивидуума неизвестной мне расы. Этот самец был очень высокого роста, на целую голову выше, чем совсем не низкие эльфы, с огромными рельефными мышцами и кожей, отливающей оливково-сероватым цветом. Волосы короткие, черные, торчащие жестким ежиком, что выглядело необычно на фоне прочих длинноволосых мужчин в зале. И у него был явно неправильный прикус, потому что нижняя челюсть выступала вперед, а когда он поймал мой взгляд и вызывающе улыбнулся, то я увидела, что у него еще и весьма немаленькие клыки имеются. Я, разумеется, не выдержала и прицепилась к Каэтаре с вопросами, кто это такие и что это за зеленая гора мышц а-ля Халк. Оказалось, что это наложники королевы из ее гарема. А этот зелененький – орк. Ну и дела… Я, конечно, знала уже, что у них практикуется рабство, но что сама увижу этих рабов, было неожиданно. Похоже, их сюда привели показательно для Шера, чтобы тот понял, что жизнь в гареме – это еще не конец света. Хотя убейте меня, я не понимаю, на кой ляд королеве понадобились в гареме гном и орк. Ну эльфы еще ладно, это как раз объяснимо. Но гном? Даже мое извращенное воображение не могло представить в паре гнома и королеву, учитывая их разные весовые и ростовые категории.
Когда все угомонились, встали по местам и приготовились, а Лармена с сестрой заняли свои места, в зал под охраной ввели моих мальчиков. Их вывели на свободное место перед троном, и суд начался.
Какая-то строгая дама-распорядитель подошла к ним и, повернувшись вполоборота к залу, начала вещать. Сначала судили Шера. Я с облегчением вздохнула: хоть что-то, тут-то я могу смело участвовать.
– Ваше величество, – начала дама, – перед вами нарушитель границ долины Аэллера. Дроу, возраст семьсот семьдесят семь лет, полное имя Шермантаэль дор’Оровиль. При задержании оказал вооруженное сопротивление страже, но позднее вел себя вполне достойно и не вызывал нареканий. В связи с этим я предложила бы первоначально рассмотреть вопрос не о казни, а о том, чтобы он занял место наложника в гареме женщины, которую вы выберете. Оставляю это на ваше усмотрение.
Шер гневно полыхнул глазами, но промолчал, хотя было видно, что он сильно злится.
– Дроу, ты все услышал? – негромко заговорила королева. – Так как у меня и у моей сестры уже есть наследницы женского пола, то я сейчас предложу тебя в качестве мужа любой желающей. Если таковой не найдется, то будут объявлены торги. Ты ничего не хочешь сказать?
Шер скрипнул зубами, но отрицательно покачал головой, только обвел зал глазами, быстро, будто невзначай взглянул на меня, и скользнул взглядом дальше.
– Ну что ж. Почтенные ильдери, есть ли среди присутствующих женщин та, что хочет взять в мужья этого молодого дроу? Ильдери Морель, может быть, вы желаете? У вас же нет дочери. – Королева обратилась к грузной женщине, стоящей напротив меня в другой половине зала.
– Ваше величество, спасибо, но я не настолько отчаялась, чтобы брать в мужья дроу, – презрительно фыркнула эта дама. – Я просто куплю его, это будет забавно.
Я начала заводиться. Вот ведь наглая бабища, вы посмотрите на нее. Еще нос воротит, а? У-у-у, фигу тебе, а не Шера.
– Ну что ж, это ваше право, ильдери. Есть другие желающие? Нет? Тогда предлагайте вашу цену, ильдери.
Я молча ждала начала торгов. Уж столько, сколько я готова выложить за Шера, она точно не сможет заплатить. В этом я уверена. И торги начались. Желающих, к счастью, оказалось не так много. Кроме этой Морель за дроу торговались еще только две местных дамочки и я. Когда самую высокую цену уже озвучила Морель, я назвала сумму в четыре раза больше, чтобы уж гарантированно перебить все ставки. Шер все это время стоял и скрипел зубами от злости, но молчал и даже не смотрел на меня.